«Лучшие – покидают нас» – этими простыми словами покойный Колин Мартиндейл (классик психологии XX века) начал некролог, которым открывался номер журнала “Empirical Studies of the Arts”, посвященный памяти Ханса Айзенка. Но уход из жизни Володи Кошкина стал для меня не только расставанием с другом, замечательным ученым и поэтом, прекрасным человеком, – это представилось мне финалом целой эпохи. И снова – в который раз – вспомнились слова Ю.Н.Тынянова: «Исчезли люди двадцатых годов с их прыгающей походкой…»

За те двадцать с лишним лет, что мы были знакомы с Володей, мне постепенно открывались самые разные грани его дарования, – но лишь сейчас стала ясной полная (а быть может, еще и не совсем полная?) картина – портрет этого человека на фоне нашего времени (а быть может, и не только нашего, а гораздо большего масштаба?).

Как это порой бывало в кругу отечественной интеллигенции (а таковой еще существовал в те времена), мы познакомились «через публикацию»: Володя прочитал мою статью (о количественных закономерностях в музыкальном творчестве), опубликованную в журнале «Природа» за 1988 год, и сумел разыскать меня, – ибо его всегда очень интересовали проблемы творчества. Более того, «по следам» этой статьи он (вместе со своими учениками) выполнил то замечательное исследование по эволюции русской поэзии XVIII – XX столетий, которое теперь повсеместно цитируется. Ему первому удалось измерить в поэзии «волны чередующейся лево- и правополушарности», с периодом около 50 лет. (А до того аналогичные волны наблюдались – в самых разных видах искусства и областях социальной жизни – С.Ю.Масловым, К.Мартиндейлом, а также мною с соавторами, и потому Володя окрестил их: “MMP-waves”, т.е. «волны Маслова-Мартиндейла-Петрова», из скромности «забыв» упомянуть себя.)

Общность интересов – «поверки алгеброй гармонии» – стала началом нашего сближения. Сыграла роль и общность биографическая: мы оба были, по первоначальному образованию, физиками – специалистами по полупроводникам (а Володя оставался физиком всю жизнь, – хотя гуманитарные интересы также сопровождали его, думается, всю жизнь). И даже оказалось, что он когда-то давно читал мои ранние статьи по физике, и изданную мною брошюру о «гиперболических распределениях» в социальных науках. Так что у нас была еще и общность профессионально-биографическая. Подружились мы быстро, в частности, благодаря тому, что тогда Володя часто приезжал в Москву, мы вместе участвовали в научных конференциях (и не только в Москве), а однажды нам с женой довелось гостить у Володи в Харькове, в течение нескольких дней, заполненных интенсивными дискуссиями.

Наша с ним общая область – на стыке точных и гуманитарных наук, политики и поэзии, etc., – уже тогда представлялась нам «ключевой» для всего комплекса научного знания, равно как и для социальной жизни, жизни творческой и др. Володя быстро – и органично – вошел в ту среду «алгебраических поверителей (или повелителей?) гармонии», которая складывалась вокруг этой проблематики в те годы (и которая сменила среду прежнюю, где данная проблематика была лишь частью общеидейных, политических и художественных поисков). Неоценимо участие В.М.Кошкина во многих научных изданиях (как отечественных, так и международных), конференциях и конгрессах (от Перми – до Лиссабона), многочисленных дискуссиях широчайшей тематики (от «сути поэзии» – до сути демократии, религии и др.). И лишь постепенно вырисовывались лругие, чисто художественные грани дарования Володи – его талант тончайшего «чувствователя» живописи и музыки, яркого поэта, etc. И все это вместе – образ человека эпохи Возрождения, причем плодотворного, во многом, именно потому, что разные стороны его дарования помогали друг другу, гармонично взаимодействуя.

Вообще же, концепция единства жизни человека – и его творчества, конечно же, отнюдь не нова. (И, кстати, В.М.Кошкин конкретизировал эту концепцию в одном из своих исследований, посвященном «искренности поэтов».) Но – подлинная новизна кроется в том, каких глубинных уровней достигает это единство. [Когда-то мне довелось изучать – методом социологического опроса населения – детеминацию досугового поведения людей, и было подтверждено статистически, что те люди, у которых характер трудовой деятельности высокоинформативен, – выбирают для себя также и высокоинформативные виды досуга, а лица с малоинформативным трудом – предпочитают столь же малоинформативный досуг, – т.е. действует вовсе не «закон компенсации» одной сферы – характером другой, а наоборот: «закон единства» разных сфер, объединяемых жизнедеятельностью человека.] А у Володи единство это проявилось, во-первых, в том, что он, будучи высокопрофессиональным физиком (а следовательно, и поборником измерений), всегда стремился распространить измерительные процедуры и на гуманитарные исследования. А во-вторых, – и это, очевидно, гораздо важнее, – единство проявилось в самом «личностном векторе» Володи: с одной стороны, он был типичным представителем отечественной «просвещенной интеллигенции», а с другой – совершенно уникальным феноменом, “rara avis” («белой вороной») в интеллектуальной среде.

И действительно, по большинству «внешних параметров» Володя полностью отвечал самым высоким «стандартам интеллигентности». Он был физиком «высшей пробы», – но и высочайшей же пробы человеком искусства, притом весьма разносторонним: прекрасно рисовал (в моем архиве сохранились его зарисовки), писал стихи (некоторые из них опубликованы), сочинял искусствоведческие эссе (опубликованы в его книге), музицировал, etc. Подобная разносторонность была тогда типична для отечественной интеллигенции, причем по двум причинам. Во-первых, это «извечные» традиции русской ментальности (ее «правополушарность»): ведь она всегда отличалась, по Н.А.Бердяеву, стремлением к «всеохватности», желанием объять весь Универсум, т.е. мир и физический, и ментальный. А в качестве второй причины («актуальной», «текущей»), стимулировавшей многосторонность отечественной интеллигенции, – выступала та социальная атмосфера, которая царила во времена Володиной молодости: повсюду господствовала марксистско-ленинская идеология, с ее гнетущей тупостью, естественно, отвращавшей большинство честной и талантливой молодежи от профессиональной деятельности в гуманитарной сфере. Эта причина стала для многих молодых интеллектуалов – толчком к профессионализации в естественных и точных науках, – а гуманитарные интересы становились для них чем-то вроде «хобби» (хотя во многих случаях такое «хобби» было очень высокопрофессиональным – как это было, например, в случае с Г.А.Голицыным, Р.Х.Зариповым, С.Ю.Масловым, С.В.Чесноковым). Вот по этим двум причинам и сформировалась та среда разносторонних интеллектуалов, типичным представителем которой являлся В.М.Кошкин.

Но, одновременно, он был и совершенно нетипичен для этой среды. Его «беловоронность» заключалась в том, что он не останавливался на дилетантском уровне, «обязательном стандарте» гуманитарности, характерном для подавляющего большинства интеллектуалов той поры. В том-то и состояла специфика его темперамента, его глубинное личностное устремление – дойти до корней, до «подноготной» во всем – и в физике, и в исследованиях искусства. [A propos, в рамках теоретико-информационного подхода как раз именно так дается дефиниция «индекса культурной активности» индивида – как превышение персональной вероятности освоить некоторые элементы культуры – сверх того «обязательного минимума» освоения, который является «джентльменским набором» для того круга, к которому принадлежит данный индивид.]

Он был явно “rara avis”. А ведь в основном именно такие “rara avis” и являются творцами всех принципиальных инноваций – науке, и в философии, и в музыке, и в живописи… (Это было показано строго количественно уже 30 лет назад, Д.Саймонтоном, который, в частности, исследовал «нетипичность» (для своего времени) свыше 2000 философов; недавно то же было подтверждено нашими статистическими исследованиями творчества 15 гениальных художников и композиторов.) Между прочим, интуитивно многие из нас тоже ценят в людях – главным образом некие «отклонения от стандарта». Например, я высоко оцениваю ученого – если он способен отойти от «плоских стандартов» своего круга, красивую девушку – если она ведет себя «атипично» по отношению к подобающей ей, «по рангу», горделивостью красавицы, etc. Володя принадлежал как раз к этому редчайшему виду, был чистым “rara avis”. [И, между прочим, среди выдающихся ученых столь же «нетипичными», «не от мира сего» были такие психологи, как Чарлз Осгуд и Колин Мартиндейл.] И Володя не только принадлежал к этому виду – он и изучал его представителей. И недаром одну из своих последних статей он посвятил «феномену надсознания» – творчеству нескольких наших современников, которые создают художественные произведения – например, сочиняют стихи, – как им представляется, «под диктовку» некоего более высокого начала (в трактовке В.М.Кошкина, этим началом является правополушарная компонента нашего мышления). Вот так реализовалось единство исследователя – и объекта его исследования.

Казалось бы, В.М.Кошкин принадлежал к вполне определенному, своему, конкретному, «узкому» поколению. Но – у меня всегда возникало ощущение его «вневременности»: представлялось, что его творчество переживет поколенческую «сиюминутность», что тут мы имеем дело с какими-то «прорывами», быть может, в вечность – к «абсолютным достижениям» человеческого духа? А быть может, и вправду, иногда существует какая-то особая «поколенческая специфика», и то поколение, к которому принадлежал Володя, можно считать в каком-то смысле «особым»: отдельным его представителям открывается «доступ к абсолютной истине»?

И действительно, некая «особость» определенных поколений (их «избранность») может, в принципе, иметь место – в свете теоретико-информационного подхода. (И, как выясняется, такая «особость» действительно наблюдается!) Секрет сокрыт здесь как раз в тех периодических волнах, которым Володя посвятил некоторые из своих исследований.

Суть «поколенческой проблемы» – в интересующем нас сейчас плане – в том, что особыми качествами, по-видимому, могут обладать люди, если их юношеский возраст (пора, когда они вступали во взрослую жизнь, т.е. 17-20 лет) совпал с «полосой резкого перелома» в социально-психологическом «климате». А мы знаем, что как раз во второй половине 1950-х годов такой резкий перелом произошел – пришла (и в Советский Союз, и в ряд других стран, синхронно) «волна аналитизма», т.е. так называемого «левополушарного доминирования», которое, опять-таки, изучал В.М.Кошкин. То была очередная волна, которую в отечественной литературе окрестили «оттепелью». Именно в эти годы сформировалось то поколение, к которому был «приписан» Володя, а также несколько других чрезвычайно талантливых представителей «интегративного знания», т.е. «алгебраических поверителей (повелителей?) гармонии», из которых, пожалуй, более всех известен Г.А.Голицын. Причем изменения в социально-психологическом «климате» протекали настолько быстро, что по «тональности умонастроений» отличались, друг от друга, даже те, кто родились в соседние годы (между ними ощущались некие «водоразделы»). Так, Володя был старше меня ровно на год, и я чувствовал наше небольшое «интонационное различие» – почти неуловимое, но становящееся реальностью, когда сопоставляешь нескольких еще живых сверстников – с теми, кто чуть старше либо чуть моложе. (Впрочем, в Москве аналогичные «оттеночные различия» были характерны и для разных районов города, равно как и диалектные различия; по моему говору, например, люди с хорошим слухом определяют, что я вырос в Замоскворечье.)

Что же происходит с мировоззрением человека в годы такого «двойного перелома», имея в виду совпадение крутых (возрастных) перемен в личной судьбе – с крутыми социальными переменами? – Происходит расшатывание стереотипов, резко возрастает свобода принятия решений, «расковывается» стиль творчества, etc. Словом, для творческой личности отпадает множество ограничений, открываются неслыханные перспективы, просторы… Таким поколениям свойственна смелость, их лучшие представители в науке – способны приобщаться к «абсолютной истине», etc. Одним из лучших представителей подобного поколения и был В.М.Кошкин, который в своем творчестве сумел преодолеть «поколенческую ограниченность» – и выйти на широкий научный простор. Уже поэтому имя В.М.Кошкина навсегда останется в истории наук о человеке; он выдающийся ученый эпохи интеграции научного знания!

Наконец, впечатляет динамика творческого пути В.М.Кошкина. Мне довелось наблюдать фрагмент этого пути на протяжении более двух десятилетий, включая последние годы, когда Володя был уже тяжело болен. Но, несмотря ни на что, он продолжал интенсивно работать, писал интереснейшие статьи, проблематика которых становилась все шире: от вопросов поэтики – до проблем терроризма. Для подобного всплеска творческой энергии у человека достаточно зрелого возраста – в психологии творчества принят термин «эффект Вордсворта» (в память о выдающемся английском поэте Уильяме Вордсворте, 1770-1850, который после 70 лет испытал прилив творческой энергии). В этом феномене также проявилась благородная «устремленность ввысь», которая была свойственна В.М.Кошкину на протяжении всей его жизни. Таких людей – очень мало, но именно они и составляют «соль земли»!

И личность, и творчество В.М.Кошкина, и прожитая им жизнь – образовали гармоничное единство, подобное чудесному сплаву – либо загадочно мерцающему «магическому кристаллу». Вклад этого человека в современную науку о духовной жизни – трудно переоценить, равно как и влияние его благородной личности. Вспоминая Володю, ощущаешь горечь утраты, – но также и гордость от того, что довелось жить рядом с таким человеком, быть его другом и делать с ним общее дело.

Москва – Ясногорск – Есуково, март 2011 г.

Петров Владимир Михайлович – доктор философских наук, главный научный сотрудник государственного института искусствознания РАН, Москва, Вице-президент международной ассоциации эмпирической эстетики