Пишу эти слова и ловлю себя на том, что продолжаю обсуждать свои мысли с Владимиром Моисеевичем Кошкиным. Видимо, за 29 лет совместной работы рука об руку на кафедре (…«а ведь мы прожили с тобой долгую хорошую совместную жизнь» ? обронил фразу Владимир Моисеевич во время одной из наших обычных бесед обо всем примерно за год до своей смерти…) это вошло не только в привычную традицию, но и в подкорку.

То, о чем я хочу поведать, в полном объеме доселе было известно только нам двоим.
Накануне 70-летия Владимира Моисеевича произошла загадочная история, которая оформилась в виде эссе. Его я собирался огласить на юбилейном торжестве. Но поскольку желающих выступить было очень много, из своего выступления, экономя время, я его исключил, а текст отдал юбиляру.

Вот этот текст:

«Осмысливая Кошкина…Озарение.
к 70-летию со дня рождения В.М.Кошкина
Мне, кажется, я разгадал “феномен Кошкина”…

В чем он состоит? У тех, кто общается с Владимиром Моисеевичем, этот вопрос возникает невольно. Как ему, по выражению академика И.М. Неклюдова, удается поставить знак равенства там, где его не может быть по определению, но как потом оказывается, он там должен быть? Как ему пришло в голову рассмотреть пары Френкеля “вакансия-атом в междоузлии” на коротких расстояниях и обнаружить, что они “мерцают”, т.е. стали совсем другими? Что его надоумило сделать вывод о том, что в эволюции преимущество может получить не самая сильная и продвинутая ветвь, а более слабая, но ИНАЯ (например, человечество)?

Мне и самому в последние годы приходилось иногда быть как бы внутри процесса возникновения идеи, обсуждая вместе с ним разные научные и не только задачи. Часто у меня при этом возникало ощущение оторопи и даже некоторой ошалелости: как у него возникает решение? Перед нами одни и те же факты, мы вместе проговариваем проблему, обсуждаем ее, казалось бы, со всех сторон, и вдруг он формулирует совершенно неожиданный вывод. Он как будто вытаскивает откуда-то еще одну “гиббсову степень свободы” или еще одно “эйнштейново измерение”, и задача находит решение, а то и превращается в новую, более красивую, как лягушка в царевну. Как это удается делать? Такие определения как “оригинальное мышление”, “умение посмотреть на проблему со стороны”, “рассмотреть на стыке наук” кажутся неполными и неуместными. Откуда он приходит ? этот взгляд со стороны, этот ракурс? Каков механизм? В чем суть?

Ответ возник буквально вживую в совершенно неожиданной и даже парадоксальной ситуации. Он оказался ошеломляюще простым.

Это было как раз накануне дня рождения героя этого эссе. И было это так. Я был в гостях у своей внучки. Ей пять с половиной лет. Возвращался пешком домой… Ранние вечерние сумерки… В голове всплывают всякие внучкины фразы… Тут же роятся мысли по поводу организации предстоящего юбилея… Наверное, там же вертелось и “какой он, Кошкин”… Периферийным зрением отмечаю впереди и несколько сбоку группу из трех фигур, как оказалось чуть позже, бомжей. Пока я подхожу, одна из фигур (возможно, даже женщина) бросается мне наперерез и вполне трезвым и благопристойным голосом справляется: “Скажите, пожалуйста, который час?” Мое бурчание, что-то вроде “начало шестого” привело ее в восторг. А дальнейшее сначала обескуражило меня, а затем потрясло своим неожиданным смыслом. Она (?) бросилась к своему прайду с радостным сообщением “УТРО!” Мгновенно возникшее у меня саркастическое ощущение превосходства (пьянь, не знают: утро-вечер) сменила вспышка: “им просто НЕ ВАЖНО точное время, им это просто НЕ НУЖНО”. Они живут в другом измерении, без суеты, потому, что они свободны. По-другому, но внутренне свободны!
Вот он “феномен Кошкина”! Совершенно другая ситуация. Но механизм тот же! Вот откуда почти всегдашнее рассмотрение проблемы с самого начала – “ab initio”. Не вытаскивается “гиббсова степень свободы” при решении задачи, как и не возникает при этом откуда-то новое “эйнштейново измерение”. Они уже были. До того. До обсуждения. В этом внутренняя свобода. Только при ее наличии может возникнуть взгляд со стороны, новый взгляд.
Какой? Это уже зависит от других собственных свойств системы.
19–21 ноября 2006 года»

Прошло время. Два-три года. Точно не помню. Лето 2008 или 2009. Я на даче. Неожиданный телефонный звонок от Владимира Моисеевича: «Ты можешь приехать в Харьков?…Я нашел твое эссе…» Далее восхищение и восторги, которые мог выражать только он и которые хорошо известны тем, кто был с ним близко знаком. Естественно мы встретились, и не один раз, обсуждая «феномен Кошкина». А поскольку это обсуждение было с носителем феномена, оно выливалось в осмысление механизма творчества. Так у приведенного выше эссе появился подзаголовок ? озарение.
Озарение как обязательный элемент творчества. Любого творчества, если таковое действительно присутствует.

Владимир Моисеевич, характеризуя что-то или кого-то, часто говорил «это ни хорошо, ни плохо, это такое свойство».

Человек, у которого было замечательное свойство творить и «сотворять» во всем, к чему он прикасался, таким остается в моей памяти Владимир Моисеевич Кошкин.

Февраль 2011

Долженко Юрий Иванович – профессор кафедры физ.- химии НТУ «ХПИ»