С Владимиром Моисеевичем Кошкиным я познакомился летом 1960 г., когда после окончания Харьковского госуниверситета я поступил на работу во Всесоюзный научно-исследовательский институт основной химии (НИОХИМ). В НИОХИМ я попал в каком-то смысле случайно. Директор НИОХИМа Фёдор Кондратьевич Михайлов, незаурядный учёный и выдающийся организатор прикладной науки в области основной химии, был страстным любителем классической, особенно симфонической, музыки.  Сам он вполне прилично играл на скрипке. И в своём институте организовал очень неплохой любительский симфонический оркестр, которым руководил дирижёр Харьковской областной филармонии Павел Шеметов. В оркестре играли многие ведущие сотрудники НИОХИМа. Но оркестр не был полностью укомплектован. Не было, в частности, виолончелиста. А я в 1960 году окончил не только ХГУ (кафедра физики твёрдого тела), но и Харьковскую вечернюю музыкальную школу для взрослых по классу виолончели. Поэтому для Ф.К.Михайлова я был в определённом смысле находкой.

Итак, я в НИОХИМе.  Моя первая должность – младший научный сотрудник лаборатории физико-химических исследований, которой руководил Георгий Осипович Микулин; был я определён в группу полупроводниковых материалов. Эта группа, которая по своей тематике к основной химии имела весьма отдалённое отношение, была создана в НИОХИМе выдающимся украинским учёным в области физики и химии металлов, а также прикладного материаловедения, Львом Самойловичем Палатником.  В это время в мире в разгаре был бум, связанный с поиском, исследованием и использованием новых полупроводников сложного состава, которым не без основания предрекали великое будущее в развитии человеческой цивилизации. Л.С. Палатник без особого труда убедил Ф.К. Михайлова в перспективности работ по разработке и исследованию новых полупроводников. Ф.К.Михайлов, очень чутко реагировавший на все новые прогрессивные научные направления и относившийся к Палатнику с огромным уважением, видимо, смог убедить руководителей Минхимпрома СССР в необходимости создания этой группы.

Группу возглавил молодой и талантливый ученик Палатника Ю.Ф.Комник (нынче один из крупнейших специалистов в мире в области физики тонких плёнок), как раз перед этим защитивший кандидатскую диссертацию. В группу входили три выпускницы ХПИ – Люба Атрощенко (дочь академика В.И.Атрощенко), Лена Рогачёва (дочь профессора ХПИ И.С.Рогачёва), Лена Белова  (дочь профессора ХПИ К.А.Белова), выпускник ХГУ Володя Кошкин (сын профессора-медика В.Л.Кошкина); в состав группы формально входил также молодой физик-теоретик Саша Ландау, успевший к этому моменту издать в соавторстве с Палатником монографию. Я по своему социальному происхождению и социальному статусу в определённом смысле не вписывался в коллективный портрет этой группы, подобранной Л.С.Палатником из действительно незаурядных личностей; поэтому Ф.К.Михайлову пришлось употребить свою власть администратора,чтобы я в неё попал.  Надо сказать, что я легко вписался в этот маленький коллектив высокоинтеллектуальной, образованной и обаятельной пятёрки, каждый член которой в дальнейшем проявил себя с лучшей профессиональной и творческой стороны.

Л.С.Палатник старался особенно не вмешиваться в нашу текущую будничную деятельность, и дал нам практически полную свободу, видимо, полагая, что группа, состоящая из творческих молодых исследователей, сама найдёт свою оптимальную нишу. Я помню любимую фразу Льва Самойловича, которой он неизменно начинал общение с нами: «Природа нам дала пять полупроводников, а наша задача – расширить их количество, по крайней мере до нескольких десятков…»

Володя Кошкин… Моё первое впечатление от него – высокий, худой, некрасивый, с крючковатым носом, и при этом  обаятельный, чрезвычайно открыто и дружелюбно относящийся к незнакомым людям. Этим он мгновенно располагал их к себе. Почти сразу же я почувствовал в нём мощную творческую личность с очень широким кругом интересов во всём – в физике и других областях естествознания, в искусстве, в человеческих взаимоотношениях.  Мы быстро подружились. Я сразу признал его доминирующую интеллектуальную и творческую роль. К моменту нашего знакомства – а ему едва исполнилось 24 года – это был уже сложившийся учёный с широким кругозором, которого живо интересовали не только физика, но и наука в целом, и вообще все области человеческого бытия. С годами этот универсализм интересов всё время расширялся. Физика, химия, биология, философия, живопись, музыка, литература, взаимосвязь науки, искусства, религии – везде необычайная широта интересов, везде возникали свои оригинальные идеи, которые он стремился воплотить в своих работах. В этом смысле он был сродни универсальным гениям прошлого.

Но…его интересовало всё, а в наше время – время узкой профессиональной специализации – по моему убеждению, практически невозможно одинаково успешно сочетать универсальную широту с глубокой разработкой каждого из направлений человеческой деятельности. которые его интересовали.  Он и сам это хорошо понимал и не без некоторого кокетства относил себя к талантливым дилетантам. У него есть такие стихи:

Я –
лишь любитель.
Просто дилетант.
Не физик, не поэт,
не музыкант.

Гордись же, специалист,
законным браком с музой!
Медовый год пройдёт –
Ты станешь ей обузой.

…………………………

Прекрасна жизнь!
Брат-специалист, запомни:
Я – не любитель,
я её любовник!

Характер Кошкина… Это был человек, который практически не признавал полутонов в человеческих отношениях.  Было у меня всё время ощущение, что мир окружающих его людей воспринимался им скорее в чёрно-белом варианте, чем в реальном многоцветии тонов и полутонов.  Это было, как мне кажется, проявлением его мощного холерического темперамента. Его отличал слишком эмоциональный и в большой степени эгоцентричный подход к окружавшим его людям и их поступкам. Иногда это мешало ему их объективно оценивать, Он не всегда был справедлив к ним. Причём мнение о том или ином человеке приобретало у него устойчивый характер. Зачастую он преувеличивал достоинства многих своих знакомых.  Но точно так же мог преувеличивать отрицательные качества, их недостатки и слабости. В этом случае некоторые друзья могли превратиться, часто только в его воображении, во врагов, с которыми он, в лучшем случае, не желал иметь в дальнейшем никаких отношений, а иногда начинал бескомпромиссную борьбу.. Это иногда сильно ему мешало и создавало для него определённые проблемы. Но отличавшая его исключительная душевная (и не только душевная !) щедрость и стремление изначально видеть в человеке только хорошее, а также широта и общность интересов, притягивали к нему подавляющее большинство его новых знакомых, многие из которых становились  его близкими друзьями. Стоит почитать его автобиографические заметки о различных периодах его жизни, из которых видно, насколько широк был круг его друзей. С годами его юношеский максимализм несколько смягчился.

Для него было характерно стремление доминировать во всём, где, как он считал, он был первым. Он, например, не любил уступать в полемике. Я припоминаю лишь один случай, когда он уступил. Это было ещё в НИОХИМе. На одном из семинаров лаборатории Г.О.Микулина разгорелась острая дискуссия между Микулиным и Кошкиным. А Микулин, надо сказать, отличался не только острым умом, но и крутым характером. И его вывело из состояния равновесия то, что какой-то желторотый птенец Кошкин посмел подвергнуть сомнению некое утверждение Микулина, причём с большим апломбом Это возмутило Микулина настолько, что он приписал Кошкину какие-то грехи и устроил тому начальственный разнос, причём несправедливо. Эта несправедливость была настолько неожиданна  и обидна, что Володя растерялся и как-то очень жалобно спросил:
- Георгий Осипович, за что Вы меня так?
Огромный Микулин мгновенно остановился, направил указательный перст на тощего Кошкина, навис над ним, неожиданно улыбнулся и произнёс:
- Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!
Напряжённая атмосфера на семинаре мгновенно разрядилась. Надо сказать, что Микулин относился к Кошкину с большой симпатией, а Кошкин к Микулину – с огромным уважением.

Особенности характера Кошкина ярко проявились в период его работы в институте монокристаллов.
Так получилось, что через несколько лет нашей работы в НИОХИМе результаты деятельности нашей группы, которую в 1963 возглавил Кошкин после перехода Ю.Ф. Комника во ФТИНТ,  отклонились от тех радужных прикладных перспектив, которые Л.С.Палатник ранее рисовал Ф.К.Михайлову. Работы по изучению физики и химии сложных полупроводников, которыми руководил Володя Кошкин, приобрели академический характер и оставались так же далеки от внедрения в народное хозяйство, как и вначале. При этом результаты работ были новаторскими и очень интересными. Но тематика – то НИОХИМа другая! Как раз в это время, в 1965 году, проходила очередная проверка основных направлений деятельности НИОХИМа. Комиссию обкома КПСС по проверке возглавлял зав. кафедрой физической химии ХПИ проф. А.Е.Луцкий. Нам потом стало известно, что в своём отчёте о работе комиссии он рекомендовал направление работ нашей группы, как не имеющее отношения к тематике НИОХИМа, свернуть, а группу из НИОХИМа, естественно, убрать.  Соответствующее решение было вскоре принято.

Следует сказать, что Л.С.Палатник сделал всё , что в его силах, чтобы трудоустроить распавшийся коллектив. В значительной степени благодаря его усилиям часть нашей команды, куда входил и я, во главе с В.М.Кошкиным оказалась в Институте монокристаллов, в лаборатории самобытного и талантливого учёного Л.А.Сысоева, тематика которой – полупроводники группы А²В⁶ – была близка к уже сложившемуся ранее нашему направлению. Начинался новый длительный и чрезвычайно плодотворный период деятельности Владимира Моисеевича.

Кошкин к этому времени блестяще защитил кандидатскую диссертацию и вскоре после нашего перехода в Институт монокристаллов мы с ним решили, что мне имеет смысл поступить к нему в аспирантуру при Институте монокристаллов.  И я в 1967 г. стал его первым аспирантом. И хотя канд.минимум мы с ним сдавали вместе, ещё в 1961-1963 г.г., именно мой ровесник и товарищ стал моим настоящим Учителем в той области науки и технологии, которой я занимаюсь до сих пор! Именно он привил мне тот качественный, внешне простой и, вместе с тем, эффективный подход к рассмотрению физических моделей тех процессов, которые происходят в кристаллических материалах. Другими словами, именно он воспитал во мне то физическое мировоззрение, которое помогло мне добиваться пусть скромных, но тем не менее успешных результатов в той области, в которой я работаю до сих пор – в сцинтилляционном материаловедении.  Прошло уже много лет с того момента, как разошлись наши научные дороги, и я самостоятельно работаю  в области исследований, совершенно отличной от тех направлений, которыми занимался Владимир Моисеевич. Но,  когда мне изредка попадаются на глаза те его работы, с которыми я знакомлюсь впервые, у меня возникает ощущение, что идея моих самостоятельных исследований и интерпретация полученных результатов исходят от В.М.Кошкина. Т.е. я интуитивно впитал и по мере моих скромных возможностей руководствуюсь тем мировоззренческим подходом, который мне привил Кошкин.

Первое десятилетие нашей жизни после перехода в Институт монокристаллов, начиная с 1966 года, я всегда вспоминаю с большим удовольствием.  Молодой коллектив института – средний возраст сотрудников много лет совпадал с моим собственным! – острое позитивное восприятие жизни во всех её проявлениях, актуальная научная и технологическая тематика, высокая научная и административная компетентность руководителей института (директор В.Н Извеков и сменивший его затем С.Е.Ковалёв, зам.директора по научной работе Э.Ф.Чайковский), атмосфера поддержки молодых талантливых учёных (которых у нас было много), – это то, что было характерно для Института монокристаллов того времени.

Вначале мы с Кошкиным отнеслись с некоторой настороженностью к нашему новому начальнику лаборатории Л.А.Сысоеву и к его фактическому заместителю Э.К.Райскину. Ходили разные слухи…  Володя вначале почему-то больше всего побаивался Райскина. Нам казалось, что от него для нас может исходить какая-то опасность, да и конкурент, наверное… И  взгляд  у него какой-то мрачно-демонический.  Опять-таки, слухи…  Потом мы с Кошкиным со смехом вспоминали об этих нелепых опасениях.  Леонид Андреевич Сысоев, который действительно был своеобразным человеком, Кошкину и всей его уже значительно разросшейся группе создал, на самом деле, атмосферу полного научного и психологического комфорта.  А Эммануил Кельманович Райскин, который за весь период нашей совместной работы в Институте монокристаллов, насколько я помню, и мухи не обидел, потом, когда в связи с различными жизненными обстоятельствами эмигрировал в США, бескорыстно помогал сотрудникам института, которых судьба забросила в Америку, освоиться и обустроиться в совершенно новой для них жизни.  Сам Райскин, будучи замечательным конструктором-технологом и имея неплохие способности предпринимателя, в США быстро добился больших успехов в области получения полупроводниковых кристаллов А²В⁶ и повышения своего финансового благополучия. Затем он много лет поддерживал плодотворные контакты с Институтом монокристаллов. Отношения между Сысоевым и Райскиным были весьма своеобразными. Мне рассказывал Л.С.Адамов, в то время один из ведущих сотрудников лаборатории, что Райскин где-то раз в месяц регулярно приходил к Сысоеву и просил того о двух вещах: во-первых, выбить для него должность начальника сектора (он был ст. научн. сотрудником), и, во-вторых, добавить ему 10 рублей зарплаты (что соответствовало нынешним 100-200 грн). На это Сысоев неизменно отвечал: «Эммануил, не гонитесь за длинным рублём!». Мне кажется, от этого диалога они оба получали удовольствие: Сысоев  – садистское, Райскин – мазохистское.

И Сысоев, и Райскин стали большими друзьями Кошкина. Лет через десять Л.А. Сысоев сам пострадал от некоторых своих подчинённых и коллег, которые по отношению к нему поступили очень непорядочно. В конечном счёте, он уехал в Израиль. Не знаю, жив ли он сейчас.

Я уже отмечал, что, как мне кажется, самый успешный период деятельности Кошкина – и в научном плане, и по своим финансово-материальным возможностям,- приходится именно на годы, проведенные  им в Институте монокристаллов. Он быстро смог наладить успешные контакты с различными чиновниками из Военно-промышленного комплекса СССР. К этому времени центром тяжести его научных интересов стало исследование радиационностойких полупроводников типа полуторного теллурида индия. Обаяние Владимира Моисеевича в общении с чиновниками из ВПК было неотразимым. Новые научные идеи, эрудиция, умение убеждать партнёров в практической ценности результатов собственных разработок, умение легко находить общий язык, -  всё это имело своим результатом регулярное получение со стороны ВПК необходимого материально-финансового обеспечения.

Но… Эдуард Бернштейн когда-то сформулировал гениальный тезис: «Движение – всё, конечная цель – ничто» ( за это он был подвергнут беспощадной критике со стороны марксистско-ленинских философов и идеологов, которые повесили на него ярлык «ревизиониста»).  Как мне кажется, Владимир Моисеевич на протяжении всей своей жизни в науке подсознательно, а может быть и сознательно, руководствовался этим принципом.  Несколько лет назад он писал: «Для тех, кто науку делает, наука – это процесс постижения (выделено мною – Г.Л.П.). Для них никогда нет устойчивого состояния. Заниматься наукой -  это быть в поиске, а не в покое. Как счастливо это неустойчивое состояние. Состояние поиска».

Нельзя сказать, чтобы Кошкина не интересовал конечный результат. В данном случае – это практическое использование, в виде различных изделий, результатов научных исследований. Но для этого, как известно, необходимо целиком сосредоточиться на педантичной и скрупулёзной работе по реальному внедрению своих разработок. Такая «скучная» работа его не интересовала. Многообразие идей в различных направлениях, страстное желание скорейшего проведения исследований для их проверки («вечное состояние поиска») – вот что его по-настоящему привлекало. По-видимому, это и было основной причиной того, что свои интересные новаторские работы он, к сожалению, так ни разу и не довёл до их логического практического завершения. Он не умел это делать.

Созданная им, уже потом, в ХПИ, мощная, прекрасно оснащенная научно-исследовательская лаборатория при кафедре физической химии, которую он возглавил в начале 1982 года, после развала СССР зачахла и в конце концов прекратила своё существование. Развалился Союз, развалился всесоюзный ВПК, закончилось щедрое финансирование академических разработок Владимира Моисеевича – и лаборатория, его детище, умерла  Печальный конец…

Ирония судьбы: Кошкин в 1982 году стал зав.кафедрой физической химии ХПИ, которую до него возглавлял проф. А.Е.Луцкий – тот самый, благодаря усилиям которого мы в своё время были «изгнаны» из НИОХИМа.

Я же, хотя и осознаю философскую привлекательность тезиса Бернштейна, получаю моральное удовлетворение от научной деятельности именно в случае достижения конечной цели – в случае практической реализации результатов научных исследований.

Поэтому, когда при переходе в ХПИ В.М.Кошкин забрал с собой нескольких ближайших сотрудников – Е.Е.Овечкину, Ю.Р.Забродского, К.А.Катрунова, Е.А.Зигера, А.П.Мильнер – я решил остаться во ВНИИ монокристаллов, надеясь, что именно самостоятельная деятельность принесёт мне большее моральное удовлетворение, хотя я уже более двадцати лет находился под комфортным «зонтиком» Владимира Моисеевича. Было страшновато отправляться в самостоятельное плавание, но я решился, и в конечном итоге оказался прав.

Но этот драматический этап в жизни и деятельности В.М.Кошкина начался в период развала СССР, а в начале 70-х наше будущее казалось нам прекрасным. Это было время, когда и Кошкин, и я, и многие другие наши сверстники, друзья и коллеги были романтиками и оптимистами.

После ухода Кошкина в ХПИ наши отношения сохранили теплоту, но приобрели спорадический характер. Однако в 2000 году произошёл последний всплеск нашего научного сотрудничества. В рамках проведения работ по INTASовскому гранту В.М.Кошкин в соавторстве с нами (Л.П.Гальчинецкий, В.Д.Рыжиков, Н.Г.Старжинский) и своими ближайшими сотрудниками (А.Я.Дульфан, И.В.Синельник, А.Л.Зазунов) выдал серию великолепных работ по термодинамике изовалентных примесей и взаимодействию радиационно индуцированных дефектов в полупроводниках А²В⁶.

Последний раз с Кошкиным я общался по телефону в январе 2011 года. У него хватило сил только на то, чтобы поздравить с Новым годом и пожелать здоровья…

С его уходом из жизни ушёл целый пласт моей собственной…

Гальчинецкий Леонид Павлович – ведущий научный сотрудник НТК «Институт монокристаллов»