Неординарный оппонент (день напролет с Владимиром Моисеевичем)

Встав на тропу защиты докторской диссертации, я отправился на кафедру физической химии ХПИ (на тот момент Харьковского государственного политехнического университета) просить Владимира Моисеевича быть оппонентом. Согласился он, как говорится, не глядя. Даже не пролистав диссертации. Дескать, Вас я знаю, и беглый просмотр текста ничего не прибавит и не убавит. При этом предупредил, что у него особая манера работы над отзывами. Он их не пишет, а диктует соискателям, задавая по ходу дела различные вопросы. На том мы и расстались. В. М. сказал, что посмотрит оттиски статей, автореферат и диссертацию, и потом – ближе к защите – мы встретимся и «сотворим» отзыв. Потом, как обычно, что-то не складывалось, накладывалось, мешало. В какой-то день В. М. позвонил и сказал, что дальше откладывать нельзя, что у него могут снова возникнуть неотложные дела. И что лучше всего, если я в ближайшее воскресенье приеду к нему домой, т.к. на кафедре будут все время отвлекать. По голосу было слышно, что он изрядно простужен.

В воскресенье, захватив пять звездочек (исключительно в качестве безрецептурного лекарственного средства), я к десяти утра приехал в Пятихатки. На журнальном столике лежали моя диссертация, автореферат и оттиски статей с карандашными пометками и изрядным количеством вопросительных знаков. В. М. быстро сделал открытие бутылки и начал задавать вопросы. Отвечать на вопросы – пункт обязательной программы любого диссертанта. Большинство вопросов В. М. были неожиданными, парадоксальными, носили глобальный характер и все время перерастали в мини-дискуссии с экскурсами в самые разные разделы естествознания. Разговорить собеседника В. М., безусловно, умел. Уже позднее я обратил внимание, что одна из его публикаций имеет подзаголовок «Толерантность и искусство задавать вопросы». Постепенно мои результаты становились для меня самого все более интересными, и в какой-то момент возникло ощущение, что В. М. разобрался в моей диссертации лучше, чем я. Но тут хозяин дома напомнил фразу «война войной, а обед по расписанию» и отправился на кухню. Коньяк к этому времени куда-то из бутылки исчез, и пришлось делать второе открытие. Это была израильская водка. Харьков тогда был заполнен разнообразием этих водок, и В. М. остановил свой выбор на абрикосовой. Во время обеда мы переключились на общих знакомых, на события харьковской научной и околонаучной жизни. За это время у В. М. возникли новые вопросы, обсуждение которых заняло еще часа полтора после обеда.

Наконец В. М. сказал, что ему нужно все обдумать, и ушел в другую комнату, снабдив меня различными книгами и журналами. В основном это были свежие литературные журналы. В. М. всегда отличала необычайная широта творческих интересов. В те годы они были в немалой степени направлены на количественное изучение творчества поэтов, статистическую теорию успеха, проблемы происхождения религий. Листая эти журналы, я провел еще час – полтора. Появившись, В. М. спросил: «На каком языке?». Я ответил, что для ВАК, пожалуй, лучше на украинском. И В. М. безо всяких видимых усилий перешел на украинский. Именно на хороший украинский язык, а не на суржик. Я пристроился у письменного стола, а В. М. диктовал, прохаживаясь по комнате. Время от времени присаживался в кресло и снова начинал расхаживать. В оценках своих был щедр, в формулировках – точен и оригинален. Дело дошло до замечаний. Это один из обязательных пунктов в отзыве оппонента. В. М. заранее предупредил, что замечаний делать не любит, и что было бы неплохо, если бы я сам их сочинил. Я достал свои стандартные замечания в стиле «на стр. такой-то автор явно недопереакцентировал не то, что нужно, не так, как следует». В. М. бегло их просмотрел и забраковал. Сказал, что до таких мелочей никогда не опускается. Немного подумав, он сформулировал три замечания-пожелания философского плана, и точка была поставлена. Отметить это не удалось, т.к. пока мы напряженно трудились (мы пахали – я и трактор), водка из бутылки куда-то исчезла. А для третьего открытия время было уже позднее. На прощанье В. М. сказал, что я могу изменить в отзыве все, что захочу. Одно условие – он должен быть не более пяти страниц. «Если получится больше, сократите. Отзывы длиннее пяти страниц я не подписываю».

Я вышел в темноту Пятихаток в начале двенадцатого, тормознул попутную машину и поехал домой с ощущением, что таким образом созданный текст придется изрядно «вылизывать». Но когда на следующий день я его набрал и распечатал, то к удивлению своему обнаружил, что исправлять нечего – за исключением одного места, где сбился, видимо, я при записи. Получилось пять страниц с изрядным гаком. Но текст оказался настолько цельным и связным, что сократить его было сложно, да и жалко. Благо современная оргтехника позволяет почти незаметно отступить от рекомендуемых размеров шрифта, полей и межстрочных интервалов. Таким образом я и вписал текст в требуемые пять страниц. А еще на следующий день под ним появилась знакомая многим вытянутая в длину подпись. И дата 19.10.2000.

Коробов Александр Исаакович – д.х.н., проф. ХНУ им. Каразина